Статьи "Разное".

Русский менталитет и базовые ценности

  На главную
  Продукт
  Classic hit
  Direct hit
  Косметика
  Биоактиватор
  Джинсы
  Аромастик
  Сертификаты
  Производство
  Заказ продукта
  Прайс-лист
  Заказ, доставка
  Скидки
  Результаты
  По заболеваниям
  Рекомендации
Консультация специалистов Вопросы
и ответы
Задайте вопрос Архив
статей
Понятие «менталитет» было введено еще в начале XX века представителями историко-психологического и культур-антропологического направлений Л. Леви-Брюлем, Л. Февром, М. Блоком и др. И в первоначальной трактовке означало своего рода «психологическую оснастку» любой социальной общности, которая позволяет по-своему реагировать как на социальную среду, так и на самих себя.

Современная психология рассматривает менталитет как своеобразное социально-психологическое ядро самосознания любой общности, позволяющее единообразно воспринимать социальную действительность, оценивать ее и действовать в ней в соответствии с определенными устоявшимися нормами и образцами поведения, адекватно воспринимая при этом друг друга. В этом смысле менталитет можно назвать организующим началом, способствующим культурно-исторической преемственности.

Важно отметить, что ментальная «оснастка» закладывается в процессе воспитания и отражает не только осознаваемые рациональные установки, представления и мотивы, но и неосознаваемые механизмы и побудители деятельности, т.е. архетипические структуры коллективного бессознательного (К.Г. Юнг)  в  его  социальных  формах  -  системе  стереотипов  и неинституциональных норм.

Социальный кризис всегда оказывает на менталитет разрушающее воздействие, что приводит не только к появлению многочисленных форм маргинального и девиантного поведения, но и к социальной аномии (Э. Дюркгейм), которая, формируя острые кризисные для психики состояния у представителей данной общности, может привести не только к деструктивному в социальном смысле поведению, но и к саморазрушению самой общности.

В подобной ситуации возникает особый кризисный (аномический «дезинтегрированный») менталитет, отличающийся мозаичностью, ситуативностью, внутренней противоречивостью.

Именно с таким менталитетом мы имеем дело сегодня в России. Нельзя не учитывать, что русский менталитет уже дважды в этом веке подвергся насильственной ломке - первый раз в связи с событиями большевистской «модернизации» и формированием в ходе нее нового. Советского. Человека, когда, по словам великого русского философа Н.Бердяева, «русская жажда абсолютной свободы» обернулась рабством, а «русская жажда абсолютной любви» - враждой и ненавистью.

Вторично - с конца восьмидесятых годов, когда уже сознание советского человека ускоренно трансформируется в соответствии с либеральной или, как принято говорить в России, с западной моделью ценностей.

Однако трансформация базовых для менталитета ценностей - процесс не только длительный, но и чрезвычайно болезненный, что обусловлено психологическими сложностями адаптации к изменяющейся «картине мира», к непривычной, и поэтому травмирующей психику, социальной среде. Кроме того бессознательные структуры, проявляющиеся в форме мифологем и нормативных представлений, чрезвычайно устойчивы и для их изменения недостаточно политической воли или даже готовности самих людей к ценностным изменениям, поэтому не удивительно, что десятилетие перемен в России изменили лишь внешние формы социального поведения, но слабо затронули систему базовых ценностей.

Русский менталитет, образно говоря, представляет собой «двухслойный пирог», ибо, большевики, сокрушив политические институты прежней России, бытовые представления и установки людей достаточно умело приспособили к новым идеологическим «артефактам»: так, стихийный коллективизм, веками формировавшийся в общине, позволил утвердить в умах советских людей как приоритет «трудового коллектива» над индивидуальным интересом, так и понятие равенства как уравнительного принципа распределения доходов; что же касается некогда базовой идентичности дореволюционной России -православной, то она была трансформирована в классовую, а вера в царствие небесное сменилась поначалу столь же истовой верой в победу коммунизма.

Таким образом, система либеральных ценностей противостоит сегодня не только советской, но во многом и традиционной для русских «психологической оснастке».

Стержнем традиционного и сохранившегося по сей день, причем во многом неосознаваемого, русского мировосприятия является вера в благосклонность судьбы, надежда на то,  что все «само по себе» образуется. Русский язык как символическая среда этнической культуры очень точно отражает это ядро национального менталитета в такой, к примеру, пословице как «что ни делается - все к. лучшему".  Именно с этой народной «мудростью» в 2000 г. Выразили согласие наибольшее число опрошенных петербуржцев (83,6%; выборка - квотная, 783 чел.): пословица заняла первое место по предпочтительности среди 42 предложенных для оценки.

На наш взгляд, эти слова являются квинтэссенцией типичного русского оптимистического фатализма на фоне пассивности, невмешательства в течение жизни, которая «делается» как бы сама по себе, «мне» же остается надеяться - «авось, повезет». Эта позиция – прямо противоположна типичной для протестантской этики базовой установке на индивидуальную инициативность и стремление самому «делать себя» и свою жизнь.

Другим архетипическим элементом русского менталитета является своеобразная трактовка ценности свободы воли, интерпретируемой как ничем неограниченное самоутверждение без оглядки на «других». Русская воля - это лишь мнимый синоним «свободы», по сути это ее полная противоположность: свобода ограничена законом, воля - это своеволие, свобода предполагает уважение прав другого человека, воля же беспредельна и не терпит никаких сдерживающих начал. Политическим институтом «воли» стал анархизм, кстати, единственное политическое течение зародившееся в России, а не привнесенное извне.

Фатализм и воля постоянно конкурируют в русском менталитете, они, как это не парадоксально, скорее дополняют друг друга, чем противостоят себе. Думается, что именно эти родовые мифологемы лежат в корне социальных форм коллективного бессознательного, из которых уже произрастают осознаваемые ценности, нормативные представления и социальные ожидания.

Судя по данным исследований (1996-2000 г.г.) лаборатории этнической социологии и психологии СПбГУ (проекты реализуются при финансовой поддержке РФФИ (грант № 00-06-80-043) и РГНФ (грант № 00-03-00359а) к числу базовых ценностей русских людей относятся следующие: эгалитаризм, коллективизм    как    предпочтение    групповой    самоидентификации
индивидуальному самоопределению, патернализм и этапом в его русской интерпретации, т.е. державность.
Наряду с традиционными опросными методиками широко использовался психосемантический метод в форме серии ассоциативных экспериментов со словами, стимулирующими выявление неосознаваемых стереотипов и мифологем.
Эгалитаризм   интерпретируется   как   неприятие   социальной стратификации, свойственной современному обществу. Знаменательно, что в массовом сознании продолжает удерживаться традиционное представление о маргинальности богатства: «от трудов праведных не наживешь палат каменных» - 66,3% (1997г., 650 чел., Санкт-Петербург, выборка - квотная).
Контент-анализ со словами «социализм» и «капитализм» (респондентам разъяснялось, что речь идет об отечественных формах этих политических систем) показал, что основным достоинством прежнего режима видится равенство между людьми, трактуемое частью опрошенных как социальная справедливость (28,2%), в то время как основным недостатком современного общественного устройства, по мнению участников опроса, является неравенство (29,6%).
Сравнение именно по этой паре понятий («равенство» - «неравенство») обуславливает и другие ассоциативные характеристики обоих режимов.

Социалистический строй для его сторонников олицетворяет не только справедливость, но и «настоящую свободу», «счастливую жизнь» (здесь и далее в кавычках приводятся аутентичные тексты, высказанные респондентами), в то время как капитализм - это общество-фантом, где все мнимо: царит не свобода, а ее видимость («свобода умереть от голода»; «спасение утопающих - дело рук самих утопающих, - это и есть сегодняшняя свобода» и т.п.), гражданские права лишь на бумаге («права только на словах, но не на деле»); иллюзорна сама жизнь («все ненастоящее, кругом - ложь и обман»).
Если раньше торжествовала «законность», обеспечивающая социальные гарантии всем трудовым людям (12,3%), то нынешняя власть - «воровская», царят «беззаконие», «преступники», «мафия», «грабители у кормушки» (в сумме 6,9%), «хорошо только бандитам и жуликам».

Социализм - это «власть народа» («для народа», «в интересах народа»), между тем как капитализм - это «власть денег» («богачей», «толстосумов», «тех, кто нахапал народное добро» и т.п.). Если советская власть существовала «для человека» (вариант: «для простого человека»), то «криминальный режим» направлен против человека, «все покупается и продается».

Именно поэтому социализм у его сторонников ассоциируется с положительными эмоциями («благо», «идеал», «радость», «счастье», «свет» и др.), а капитализм приводит к стрессовым состояниям («страх», «ужас», «безумие», «издевательство над простым человеком» и др.).
При таких суждениях можно ли удивляться, что число суждений «за» социализм соотносится с числом суждений «за» капитализм в пропорции 6:4, причем среди сторонников современной системы отношений оказываются почти исключительно молодые люди, в основном, с высоким уровнем образования, проживающие в Петербурге. В российской глубинке «ностальгия» по социализму еще более очевидна: так, в г.Мичуринске Тамбовской области, где проводился опрос контрольной группы, у «социализма» оказалось 74,4% приверженцев, в то время как у «капитализма» - лишь 25,6%.

Ценность равенства в определенном смысле - «ядро» русско-советской идентификации,   ориентированной   на   коллективизм   (православную «соборность», крестьянскую «общину», а позже «трудовой коллектив») и отторгающей индивидуализм прежде всего по нравственным мотивам как поведение «неправедное», а поэтому нетерпимое. Коллективизм же, предполагающий нормативность «усреднения» и маргинальность всякой индивидуальной инициативы, психологически более комфортен до сих пор для многих людей, причем это результат воздействия не столько даже советской идеологии, сколько базовых мифологем, транслируемых из поколения в поколение в ходе семейного воспитания.

А ведь коллективизм и равенство в сущности пересекающиеся понятия. Вот почему равенство и воплощает в себе тот «потерянный рай», когда «все были вместе в счастье и горе», людей объединяло «братство», основанное на «чувстве локтя». Неравенство плохо тем, что оно почти освящает «эксплуатацию» б, 5%), «справедливость для избранных», «презрение к бедным», «дележку на хозяев и рабов», «подчинение слабых более сильным». Словом, неравенство - это «рай - для одних и ад - для других», а если рай, то «кровавый».

Думается, использование библейских образов не случайно, ибо при всем показном атеизме советские люди оставались глубоко верующими, только вера была не религиозной, а идеологической, где место «рая» занимала мечта о коммунизме, когда каждому будет «по потребности».

При интерпретации данных исследования необходимо учитывать и то, что представители большинства возрастных групп продолжают оставаться по своему мировоззрению советскими людьми, т.к. десять лет для изменения базовых ценностей - срок явно недостаточный. А размежевание людей уровню доходов, социальная стратификация не может не восприниматься носителем прежнего, советского менталитета  как нечто чужеродное и по традиционной шкале ценностей - несправедливо. Как раз подвижность социальных («достигаемых») статусов, переменчивость социального престижа, а главное, разделенность людей по уровню доходов, противостоящая базовой ценности коллективизма и вызывает у многих чувство неопределенности и неустойчивости, шаткости своего частного существования. Необходимость постоянной «борьбы» за место на социальной «лестнице», причем в наших условиях особенно жесткой, и вызывает то чувство кошмара и безумия, которое проступает в ассоциациях респондентов.

Примечательно, что подобная позиция сохраняется и поныне. В 2000 г. в рамках психосемантического эксперимента, который уже упоминался выше, были предложены для оценки 42 русских пословицы, метафорически отражающих традиционные мифологемы. Пословицы располагались парами, противоположными по смыслу. Наибольшую степень согласия вызвали:
1. "хоть мошна пуста, да душа чиста" (71,0%; ср. парную к ней пословицу, противоположную по смыслу «за свой грош везде хорош» предпочли лишь 29,0% респондентов);
2. «с миру по нитке - голому рубаха» (68,5%; ср. парную к ней пословицу «дружба дружбой, а денежки врозь» предпочло вдвое меньшее число петербуржцев - 31,5%).
По содержанию этих пословиц очевидна ценностная направленность испытуемых: во-первых, «богатство» с одной стороны, и «нравственность», с другой - несовместимы, во-вторых же, более состоятельные сограждане обязаны делиться своим добром с бедными, таким образом, равенство в бедности воспринимается «нравственнее» неравенства в богатстве.    

Патернализм трактуется как ожидание отеческой заботы со стороны государства по отношению к рядовым гражданам, выступающим в роли «детей» и оценивающих государство-«отца» прежде всего по эффективности выполнения им своих родительских функций. По данным многих исследований, стереотип патернализма выражен в ментальных установках современных россиян еще более весомо и отчетливо, чем эгалитаризм.

Так, 84,7% участников всероссийского опроса (1997 г.) убеждены в том, что государство должно неусыпно заботиться не только о детях, стариках и инвалидах, но и в равной мере о всех гражданах.  Характерно, что подобная точка зрения является всеобщей и практически не коррелирует на значимом уровне ни с возрастом, ни с половой принадлежностью, ни с уровнем образования, ни  с местожительством (разность по отдельным социально-профессиональным и возрастным группам или региональным выборкам не превышает 5%).

Косвенные индикаторы, использованные в петербургском опросе 1998-99 г.г. («Динамика ценностей в массовом сознании петербуржцев», выборка квотная), подтвердили выявленную ранее тенденцию.
Почти две трети жителей города (60,7%) полагают, что уровень материального благополучия семьи зависит прежде всего от «властей», а не от собственных усилий. Кто-то больше уповает на федеральные власти, кто-то - на городские, это в конечном счете - частности, важно другое - человек в обеспечении достойного существования не рассчитывает на собственную инициативность. Характерно, что менее трети участников опроса (30,4%) имеют дополнительный заработок, хотя как раз в Петербурге, где проводился опрос, в отличие от российской глубинки, существует немалая сфера приложения деловой инициативы.

Именно по этому сторонники прежней социальной системы существенным достоинством ее считают как раз «заботу о людях», уверенность, что тебя «не оставят без куска хлеба» (характерное «не оставят» явно направлено в сторону государства).
Данные психосемантического эксперимента проведенного в 2000 г. (для получения ассоциативного  ряда использовались незаконченные предложения:
«в России хорошо то, что ..."» и «в России плохо то, что...») обнаружили в качестве доминантной неосознаваемую оппозицию «плохой власти» и «несчастного народа», которая базируется на архетипических представлениях о «хорошей» власти, выполняющей отеческие функции по отношению к опекаемому ею народу.

Контент-анализ ассоциаций показал, что 48,3% текстов в той или иной мере содержат упреки государству как «плохому отцу» (в частности, «не дает людям работу», «не платит зарплату», «не заботится о простых людях», «унижает людей безработицей» и т.п.). Характерно, что социальные ожидания для большинства респондентов (исключение составляют молодые мужчины, занятые в сфере бизнеса и финансов) концентрируются вокруг традиционных для русского человека базовых стереотипов «добра», интерпретируемого ими как неизменность, умеренность, скромность, справедливость в «распределении доходов».

Действующий президент по данным исследования воспринимается как добрый и строгий отец, которого обманывают «плохие» коррумпированные чиновники. Любые, даже неправовые действия популярного лидера оправдываются по той же нормативной схеме: «отец» уже по одному своему статусу имеет право «казнить и миловать».
Восприятие государства сквозь призму выполнения им «отеческих функций» окончательно ложилось в петровскую эпоху. Российский авторитаризм, окончательно утвердившийся в это время, собственно и основывался на том, что государь (персонификация государства) и «око государево» (выражаясь современным языком, правящая элита), принимая на себя «попечение» о благе подданных, взамен этого требовали от них беспрекословного подчинения интересам государства, жестко пресекая при этом всякую инициативу «частного человека», даже принадлежащего к высшему сословию. Подобные отношения отразились и в языке и в социальной практике: с одной стороны, «царь-батюшка», олицетворяющий государство и располагающий по своему усмотрению судьбами отдельных людей, и, с другой, - миллионы этих «маленьких людей» - ходоков за «правдой», простаивающих у «парадных подъездов» власти, в тщетной надежде на «отеческую» справедливость.

Естественно, что в подобных условиях для статусного продвижения, если иметь в виду представителя высших классов, или просто для выживания прочих «холопов» требовалось «послушание старшим» и «верноподданичество» (т.е. лояльность), а вовсе не инициатива и личная активность.
Новый, советский, режим в сущности воспроизвел, правда, уже в иных идеологических формах, те же отношения между частным (советским) человеком и государством. Лояльность уже новой власти, исполнительность, «трудовая дисциплина», социальная мимикрия гражданина СССР поощрялись прибавкой в зарплате, садовым участком, путевкой, включением в очередь на квартиру или машину, персональной пенсией и т.п.

Вся жизнь человека была изначально задана, расписана государством (условно говоря, от приема в октябрята до торжественных проводов на пенсию), и он, этот человек, в своем социальном инфантилизме как в панцире чувствовал себя вполне комфортно. В социальном отношении советские люди продолжали оставаться детьми до самой смерти, и такое, поощряемое в силу своей нормативности, поведение формировалось точно так же как и ценность равенства/коллективизма всей системой институциональной социализации.

Сегодня социальное продвижение, жизненный успех и, вполне понятно, уровень материального благополучия впрямую зависит от индивидуальной активности человека, потому-то он так часто и несчастен как ребенок-сирота, брошенный отцом-государством. На наш взгляд, трансформация этой установки в массовом сознании, если и вообще возможна, то займет еще более длительное время, чем преодоление эгалитаристских ориентации.

Этатизм тесно связан с патернализмом и понимается как особое ценностное отношение к государству-«державе», которое прежде всего и обеспечивает национальную консолидацию. «Державность» для русского человека - это своего рода рационализация этнических  чувств, нормативная основа этноисторического сознания.

В исследовании «Национальное самосознание русских» индикаторами «исторической памяти» и вместе с тем косвенными показателями модальности «державных» установок стали ценностные представления о прошлом в форме ответов на открытый вопрос: «Какие события в национальной истории лично у вас вызывают чувство гордости? А какие - чувство стыда?» (метод свободных характеристик с последующим контент-анализом суждений).
Великая Отечественная война для участников опроса - главное событие отечественной истории, вызывающее непреходящее чувство гордости за государство и народ   (59,8% респондентов включили войну в свой «положительный» исторический рад), всего лишь для 2,1% петербуржцев войну символизирует трагедия ленинградской блокады, горечь человеческих потерь и разрушений, в памяти остальных - «великая победа заслонила все испытания».

Характерно, что войну вспоминали не только люди немолодые - ее современники, но и молодежь, для которой события тех дней - уже история в прямом смысле (37,1%).
Отечественная война с Наполеоном стала в ответах жителей нашего города «фаворитом» дореволюционной истории (10,6%).
Думается, это не случайно. Именно в этих двух войнах россияне проявили не только мужество и героизм, но и чувство общенационального согласия, которого, а это интуитивно чувствует большинство наших горожан, сегодня так не хватает нашей стране. История, таким образом, компенсирует, замещает то, что человек не находит в своей повседневности, как бы «реабилитируя» к тому же и расшатанное событиями последнего десятилетия национальное достоинство. Именно поэтому «историческая память» носит отчетливо этнический характер.

Каждый пятый-шестой из числа ответивших на этот вопрос воспринимает Россию не как национальную колыбель, родившую великих поэтов и ученых, но именно государство со статусом великой державы. Восхищают его «мощь», «могущество», величие», «размах», «огромная территория», «военное превосходство», то, что «мы были самыми сильными и нас все боялись». Причем это мнение исключительно единодушное - его высказывают и пожилые и молодые, мужчины и женщины, люди с неполным средним и с высшим образованием.

Около 5% петербуржцев гордятся вообще всеми военными победами, которые одержала Россия «от Ледового побоища до падения Берлина». «Поход Олега на Царьград» соседствует с «освободительными балканскими войнами», «победы Суворова» и «завоевание Крыма Потемкиным» упоминаются наряду со «взятием Риги войсками Петра» и «покорением Казанского ханства» - названы практически все войны и крупные сражения, которые вела Россия за свою тысячелетнюю историю.

Конечно, ответы были частично «спровоцированы» формулировкой вопроса, однако нас интересовало как раз содержание чувства национальной гордости как исторического «ядра» национального менталитета, а им оказалась «державность» со всей соответствующей атрибутикой.
Закономерно ли это? Для участников опроса воспоминание о громких победах как бы смягчает национальную обиду и ущемленность, сформировавшуюся в ходе распада СССР - не случайно именно это событие признанно петербуржцами «самым горьким итогом перестройки» (11,3%).

Ностальгия о «державном» прошлом - это еще и неосознанная компенсация за подлинную и мнимую униженность перед Западом (14,7%), люди стыдятся «подачек МВФ», их раздражают «вывески на иностранных языках», «засилье иностранных фирм», «оглядка на США», «холуйство» перед Западом, который в русском сознании олицетворяет собой как бы антитезу державности.
Действительно, Запад в русском миропонимании - это понятие вовсе не географическое, а некий «не-наш» дух и образ жизни, стиль поведения и способ самореализации. Да и само отношение - подражание или отвержение мы устремляем не столько к западу реальному, сколько к воображаемому, существующему  исключительно   в   собственных  представлениях,   в национальном самосознании.

В одном случае все западное не просто отвергалось как «не-наше», но и предавалось анафеме - поначалу и Петр Великий был чуть ли не «всенародно» объявлен Антихристом не за одно лишь небрежение православием, но и за чужой, западный стиль поведения, правления, в противовес богомольному и понятному Алексею, который без труда вписывался в привычный ряд царей московских. Всех европейцев на Руси долгое время вообще величали «немцами», а католиков за истинных христиан и не принимали вовсе, отводя роль единственных ревнителей христианства себе - православным.
В XIX веке в кругах славянофилов противопоставление России и Запада обретает уже концептуальный характер: Россия - не Европа, а, следовательно, не «запад», а нечто уникальное, проросшее из собственной «почвы». Распространению подобных идей способствовала и классическая русская литература (так, В «Войне и мире» Кутузов - своего рода русский «ответ» западному полководцу - Наполеону).

В другом случае, напротив, все «западное», начиная с моды и свободного владения французским языком (первая сатира на приобщение к западному образу жизни - фонвизинский «Недоросль») до политических институтов (декабристы, безусловно, были «западниками») всячески превозносились, превращаясь в общепринятый эталон поведения и единственно достойный пример общественного устройства.

Бесспорно, что и в наши дни отношение к Западу, все еще не реальному, а мифологизированному, точно так же раскалывает надвое российское общество, как и в прошлом веке. Усугубляющееся недоверие многих социальных групп современной России к демократическому движению в целом и процессу трансформации связано не только с неумелым использованием «не-наших» рецептов, но и с тем, что реформирование воспринимается как «прозападнический» курс, в контексте которого превращение России в «нормальное» государство трактуется как «поношение» Державы, ибо оно предполагает, что сегодня Россия - государство «ненормальное», а это, конечно же, обидно.

Мировоззренческий характер восприятия «Запада» сложился в годы советской  власти,  когда  образ  «Запада»  подвергся  существенной идеологической переработке: тогда быть антикоммунистом означало быть «западником», ибо советскими «почвенниками» стали коммунисты. Особый случай А. Солженицина - антикоммуниста, но и антизападника - только исключение, как раз раздражающее многих своей невстроенностью в мир привычных стереотипов политического самоопределения, где «западник» - либерал и рыночник, а «антизападник» - неокоммунист и национал-патриот. Эта схема безусловно присутствует и в массовом сознании.

В ходе исследования (2000 г., ассоциативный эксперимент 783 чел.) обнаружена заметная символическая дистанция между «Западом» и Россией, в контексте которой мифологизированный Запал воспринимается скорее как «зло», чем «добро». Для получения символических ассоциативных рядов использовались два незаконченных предложения «Россия для Запада - это ...» и «Запад для России - это...». Обобщенные данные контент-анализа представлены ниже:
 

11. субматрицы 1.Россия для Запада - это...(в %) число различающихся мнений Число ответов
непонимание/отчуждение 16,0 14,2
средство обогащения 20,7 37,2
источник негативных чувств | 28,3 22,9
источник агрессии 22,6 18,9
положительное восприятие 12,4 6,8

Соотношение отрицательных и положительных суждений составляет 93,2% к б, 8%.

Модальные мнения
(в % к числу опрошенных)
сырьевая база    9,5 дойная корова    6,8 загадка          6,5 кормушка        5,0
2. Запад для России - это...
субматрицы число различающихся мнений число
  ответов
источник негативных чувств 23,8 20,8
источник агрессии 27,9 25,3
Пример для подражания 23,7 29,1
экономический партнер 24,? 24,6

Соотношение отрицательных и положительных суждений составляет 69,7% к 30,3%.
Модальные мнения
(в % к числу опрошенных)
враг                 14,0 экономическая помощь 11,5 плохой пример        10,9 школа жизни          8,5

При сравнении двух ассоциативных символических рядов очевидно:

  • во-первых, «мы» убеждены в том. что «они» к нам относятся также плохо, если не хуже, чем «мы» к "ним». В суждениях респондентов по обоим незаконченным предложениям преобладают весьма эмоциональные образы (в частности, Россия для Запада - «помойка», «кладбище химических отходов», «яма», «гнойник», «дыра», «скопище дураков» и т.п., а Запад для России - «источник всех бед», «смерть», «угроза», «чума», «вампир» и т.п.);
  • во-вторых, при всем негативном дистанцировании от Запада, «мы» тем не менее не прочь  воспользоваться его финансовыми ресурсами («палочка-выручалочка», «касса взаимопомощи», «дойная корова», «бездонньй денежный мешок» и т.п.). Причем примечательно, что сочетание противоположных суждений относительно Запада, например, «враг и перспектива развития» или «опасная приманка и спасательный круг» в ответе одного и того же респондента встречаются примерно в 30% случаев;
  • в-третьих, «мы» неосознанно гордимся своей непостижимостью и загадочностью: Россия для Запада - это «необъяснимая загадка природы», «головоломка», «непознаваемая истина», «темный лес», «Сфинкс» и т.п., в то время как Запад  для России - «нормальная размеренная жизнь», «просто хорошие дороги», «красивая картинка» и т.п., т.е. нечто, для «нас" - загадочных, банальное и скучное;
  • в-четвертых, положительные оценки Запада (например, «то, к чему надо стремиться»,  «стимулятор»,  «возможность  воспользоваться  лучшим», «экономическая перспектива» и т.п.) высказываются исключительно молодыми (возрастная группа 25-35 лет) мужчинами, занятыми в сфере бизнеса—и финансов, в то время как даже их ровесники -студенты или работники Бюджетной сферы настроены значительно  критичнее, не говоря уже о представителях других социальных и половозрастных групп.

    Примечательно, что архетипическое дистанцирование по критерию «мы» или «не-мы», т.е. «чужаки», которые заведомо «плохи» уже потому, что чужие, подкрепляется и данными анкетного опроса, где выражаемые респондентами установки носили в полной мере осознанный характер.
    При ответе на вопрос: «В интересах Запада - нам помочь или нас ослабить?» «державники» оказались в большинстве, - 72,3% опрошенных убеждены в злокозненности Запада по отношению к России, в то время как противоположного суждения придерживается лишь 25,1%. Уклонились от ответа всего 2,6%, что не менее примечательно: в России можно быть лишь «западником» или «антизападником», третьего, образно говоря, не дано. Симптоматично и то, что по сравнению с исследованием 1996 года, когда опрашивалась сопоставимая выборка и вопрос формулировался точно так же, число «державников» даже возросло на 4,3%.

    Доля «подозрительных» в отношении Запада преобладает и в молодежной выборке (56%), что позволяет отнести и эту мифологему к базовой для национального менталитета.
    Державность – не просто антитеза "не-нашему" Западу и даже не символ сильного государства-отца, способного обеспечить всеобщее равенство и достойное существование своих «детей», а нечто значительно более экзистенциальное держава в русской трактовке противостоит не только западному образу жизни, но и нормально устроенному государству с разделением властей и законопослушными гражданами, обладающими не только свободами, но и чувством ответственности перед обществом и самими собой.

    Не потому ли «державность» в традиционном смысле и «власть твердой руки» и власть твердой руки все еще видятся многим единственной альтернативой тому «хаосу» и «беспределу», который, по мнению участников опроса, царит сегодня в нашей стране?

    Две трети опрошенных осенью 1998 года петербуржцев убеждены, что Россия должна стремиться сохраниться статус великой державы, даже если это ухудшит ее отношения с Западом (67,8%)  и для этого потребуется навести «порядок» и установить «власть твердой руки" (65,2%)
    В исследовании 2000 г. подобный вопрос не предусматривался, однако об устойчивости державных ориентации можно судить косвенно.
    Так, 58,9% петербуржцев приветствуют возвращение к Гимну СССР (ответы «полностью положительно» и «скорее положительно»), им противостоят 20,6% недовольных этим фактом (ответы «полностью отрицательно» и «скорее отрицательно»), для 30,5% - музыка Гимна России безразлична.
    Гипотетически предполагалось, что при ответах на незаконченное предложение «В России плохо то, что ...» появится мотив чеченской воины. И он появился, но лишь у 3 чел. из 783 опрошенных. Этот факт, очевидно, свидетельствует о том, что твердая политика по преодолению сепаратизма со стороны власти соответствует этатическим установкам россиян и поэтому поддерживается.

    В этом думается и секрет устойчивой популярности В.В. Путина, от которого ждут установления власти еще более «твердой руки», способной стабилизировать ситуацию в России.
    В определенном смысле именно «державность» в традиционном для русского менталитета смысле вбирает в себя и другие базовые ценности наших современников: «величие» державы предполагает не только мощь и силу, направленную «вовне», но и отеческую заботу о своих «детях», способность обеспечить равенство и социальную справедливость.

    Конечно, кризисный менталитет внутренне противоречив, однако, «психологическая оснастка» народа в своих наиболее глубинных установках болезненно воспринимает трансформацию привычной повседневности, именно поэтому, судя по данным наших исследований, социально-психологическая тревожность постоянно растет: неуверенность в завтрашнем дне - это «знаковое» состояние большинства граждан современной России, с которыми мы, к сожалению, вступаем в XXI век.

    Источник: http://www.bonacausa.org

  • Новые статьи:
    Интервью журнала "Планета Людей" с Никитой Громыко.
    20.01.02
    "Список знакомых" Никиты Громыко.
    21.01.02
    "Одна из причин, благодаря которой люди приходят в MLM."
    27.02.02
    Наркомания. Схемы лечения.
    7.04.02


    Хостинг от uCoz